Когда мне было семь лет, меня решили отдать в музыкальную школу. Вернее, отдать меня решили еще задолго до встречи родительских половых клеток, так как дома стояло фортепиано и все женщины нашей семьи, насколько глубоко удалось копнуть родословную, обладали умением играть на нём. Так что мое мнение на этот счёт априори считалось сформированным. На вступительных экзаменах проводилось три испытания: повторить спетую педагогом мелодию, воспроизвести ритмический рисунок хлопками в ладоши и спеть произвольную песенку. В коридоре толпились родители и всячески щадили голоса и нервы своих деток: не пой, не кричи, не шепчи, выпей теплой воды, глотни сырое яйцо, не жуй жвачку, не чеши живот... – Вы что петь будете? – спросила нас мама Иришки Кузиной. – "Голубой вагон", – гордо ответила за меня бабуля. – Как "Голубой вагон"? Его уже Женечка Саленек поёт! – Ну, тогда... Песенку Чебурашки... – Чебурашку Мурвета застолбила, давно уже! – Лялечка, какие песенки ты еще знаешь? – Из кота Леопрольда знаю. – Все песенки из Леопольда заняты корейской семьей! Они оптом поступают! Бабушка скисла. – А что, одинаковые нельзя, что ли? – Нет! Завуч просила разные, чтобы уши от однообразия не завяли! – Ишь, уши... Лялечка, ну-ка? – Про японского журавлика! – Тоже занято! Слышала, как какая-то девочка репетировала! Тут мы услышали мою фамилию и бабуля подтолкнула меня ко входу в актовый зал. Я вошла и робко взобралась на сцену. Первые два задания я прошла на ура. Мои огромные прозрачно-желтоватые банты на туго заплетенных и собранных в корзинку косичках колыхались как оглашенные, словно их трепал суровый Бекабадский ветер. Впридачу к этому я не могла сильно открывать рот, так как скулы сводило натянутыми волосами и при всяком "А-а-а" мои глаза становились еще более лисо-монголоидными. - Такая хорошенькая, умничка прям, – заколыхалась дородная Лия Львовна. – Но худенькая какая, цыпленок, не кормят словно! Я и вправду была очень худой, особенно конечности: тонкокостные, они висели как веточки – руки из рукавов белой блузы, ноги - из-под юбки-колокола. – Что петь будешь, деточка? Я стала срочно соображать. Мысли в голове из-за этой прически, казалось, тоже были натянутыми и бились от одного виска к другому. – Эх, дубинушка, ухнем! Ух! – толстым голосом протяжно завела я любимую песню нашего садовника. Всякий раз, работая на участке, он напевал какую-нибудь песню из своего небогатого репертуара. Лия Львовна поднесла руку к груди. – Эх, любимая, сама пойдет, подёрнем, подёрнем, да ухнем! – детским басом залихватски вывела я. Преподаватели отчего-то выпучили глаза и переглянулись. Ясно: надо петь что-то другое. Дубинушка - не по их зубам. – Я передумала. Это неподходящая песня. Вот. – Спрыгнув со сцены, я сделала глубокий вдох, мелким шагом пошла к учителям и гнусаво заныла: – Вот господин хороший идет по мостовой. Подайте, Христа ради, червончик золотой... Я протянула руку в просящем жесте и мысленно окунулась в роль просящей бродяжки. – Нет, нет, Лялечка, – часть учителей сдавленно ржала, а Лия Львовна пыталась сохранить спокойствие, – давай что-нибудь нежное, про василечки-колокольчики... Меня понесло. Трагично прикрыв веки и сложив руки на груди, я уныло затянула: – Однозвучно гремит колокольчик И дорога пылится слегка.... И уныло по ровному полю Разливается песнь ямщикааааа... На ямщике мой голос ушел слишком низко и мне пришлось надуться, чтоб вывести это "...кааа" протяжно и значимо. Я поняла, что не вытяну петь про хладную грудь, и решила перескочить на подснежники. – Лишь только подснежник распустится в сроооок... – Я закатила глаза и постаралась придать трагизма своему голосу, отчего мои банты на голове задрожали – и ноги тоже. – Лишь только приблизятся первые грозы, на белых стволах появляется сок... Так плачут березы.. так плачут березы.... Учителя не смотрели на меня. Они тряслись, они прятали взгляд, и я поняла, что очень расстроила их, ведь просили же, просили исполнять детские песни, а я – садово-огородные... Надо веселое... Вот! Есть! Я залихватски топнула ногой и вразвалочку, как утка, припадая то на левую, то на правую и растопырив по-блатному пальцы, вращая глазами, исполнила: – Йэээх! Цыпленок жареный, цыпленок пареный, цыпленок тоже хочет жить! Его поймали! Арестовали! На этих словах я подпрыгнула к директору школы, грузному мужчине в костюме и выкрикнула: – Велели: паспорт покажи! Директор вздрогнул, а дверь в коридор приоткрылась и в образовавшейся щели появилось лицо моей бабули. – Паспорта нету! Гони монету! Монеты нет – иди в тюрьму! Учителя сдавленно рыдали от хохота, а директор махал руками, пытаясь остановить моё пение. Банты ожесточенно колыхались на моей голове, дергая кожу на висках в стороны, но боковым зрением я успела увидеть спешащую ко мне бабулю. Я заторопилась: времени оставалось в обрез. – А он заплакал! В штаны накакал! Пошел на речку сполоснуть! Штаны уплыли! А он за ними! Последнее, что я выкрикнула в зал, пока меня выводили, было: – И вместе с ними утонул!... В коридоре стояла тишина. Потому что родители согнулись в беззвучном хохоте и вытирали глаза. Так я поступила в музыкальную школу. Потом отучилась положенные семь лет и теперь сходу могу сыграть многие произведения. Но лучше всего отчего-то у меня получается "Цыпленок жареный" с аккомпанементом. Лейла Рахматова

Комментарий

Сообщество Записки

записки: сообщество, общение и обсуждение.

ВСТУПИТЬ

4 ДУШ

лучшие

новые

Нет комментариев!

Знакомься с новыми людьми

30 000 000+ СКАЧИВАНИЙ

ВСТУПИТЬ

Похожие записи

#записки

Цыплёнок тоже хочет жить или как я в музыкалку поступала

Сообщество Записки

Похожие записи

ЗАСЛУЖИЛ

Из объяснительных

Про стыдно и не стыдно

О том, что дворник Рома наркоман, еретик и насильник, знал каждый куст северо-западного района.

Голодная зима кризисного 98-го.

Ведьма, быдло и лифт

Творчество

Искал в интернет эту историю:

Аппендикс

Давеча слышала, как учительница начальных классов оглашала маме четвероклассника:

Анна на рельсах

Ребенок (7кл) пришел из школы и рассказал.

Эрик Ларссен "Без жалости к себе"

ЖИЗНЬ

В школе я очень не любил читать, и как-то нам задали прочитать "Муму" Ивана Тургенева.

«Мой сын – начальник, а ваши – работяги», — говорила всем Ольга Ивановна

одна филологическая девочка безумно любила слово сельдь. Два мягких знака и оба так к месту! Она даже сына собиралась так назвать.

Семен открыл дверь.

Девочка Алиса пришла в первый класс. Тоненькая вся, синеглазая, с бантами.

"Нeдавно попал в квартиру в центре Москвы, которую сдали сразу после смepти владелицы. Огромная зaпущенная квартира с черным ходом.

Знаете, я почему-то люблю роллтон. Не доширак, а именно роллтон, такой убогий, не в пластиковой упаковке, а в полиэтиленовой.

Увидел выступление Павла Воли. По долбоящику. Он такой говорит - вы знаете, куда ездят питерцы отдыхать? В Финляндию!

Про режим.

Услышал краем уха, как одна уже пожилая женщина, вспоминала как ее строгий отчим, заставлял ее в детстве есть арбуз вместе с корками.

Не то, чтобы мне вот прямо надо, но у меня назрел вопрос.

Жил в моем детстве (конец 80-х) в нашем доме забавный старичок Федор.

Счастливая, – думала владелица сети модных кофеен, рассматривая присевшую за столик известную актрису.

Вчера читала про павлинов.

О чем ты мечтаешь?

О женщинах...

Зачем плодитесь?

Звoнок из пpиюта: